Глава III. Чувашские слова в славяно-болгарском именнике

Рассмотрим теперь следующий аргумент сторонников булгаро-чувашской концепции — чувашские слова в так называемом «славяно-болгарском именнике». Здесь речь идет о списке древних дунайско-болгарских князей, который якобы содержит тюркизмы чувашского типа и тем самым «доказывает» принадлежность булгарам чувашского типа р-языка.

История этой аргументации такова. В 1866 году профессором А. Поповым был обнаружен и опубликован весьма странг ный письменный памятник, написанный неизвестным автором в XVI веке и хранившийся в библиотеке Св. Синода вместе с рукописной книгой «Летописец еллинский и римский»¹. Документ этот, названный впоследствии «именником болгарских князей» или «славяно-болгарским именником», представляет собой отдельный лист с неозаглавленным текстом, содержащий тринадцать предполагаемых княжеских имен с загадочными приписками после каждого имени. Хотя об этом документе написано уже многократно, но тем не менее напомним о нем еще раз. Вот полный текст этого именника:

«Авитохолъ жытъ летъ 300², родъ емоу Доуло, а летъ емоу диломъ твиремъ. Ирникъ жытъ летъ 150, родъ емоу Доуло, а летъ емоу диломъ твиремъ. Гостунъ наместникъ сыи 2 летъ, родъ емоу Ерми, а летъ емоу дохсъ твиремъ. Коурътъ 60 летъ дръжа, родъ емоу Дуоло, а летъ емоу шегоръ вечемъ. Безмеръ 3 лето, а родъ емоу Доуло, а летъ емоу шегоръ ве-

¹ Попов А. Обзор хронографов русской редакции. Т. 1. М., 1866.

² Числа, приведенные непосредственно после имен князей, в оригинале обозначены греческими буквами, заменявшими цифры.

37

чемъ. Сии 5 кънязъ дръжаще княжение обону етраноу Доуная летъ 500 и 15 остриженами главами и потомъ приде на етраноу Доуная Исперихъ кнзъ, дожде и доселе. Есперерихъ кнзъ 60 и одино лето, родъ емоу Доуло. а летъ емоу верениалемъ. Тервель 20 и I лето, родъ емоу Доуло, а летъ емоу текоучи- темъ твиремъ 20 и 6 летъ, родъ емоу Доуло, а летъ емоу дван- шехтемъ. Севаръ 15 летъ, родъ емоу Доуло, а летъ емоу тохъ алтомъ. Кормисошъ 17 летъ, род емоу Вокиль, а летъ емоу шегоръ твиремъ. Сии же князъ измени родъ Доуло, рекше Вихтунъ. Винехъ 7 летъ, а родъ емоу Оукиль, емоу имяше горал емъ. Телецъ 3 лета, родъ емоу Оугаинъ, а летъ емоу со- моръ алтемъ. Оуморъ 40 днии, родъ емоу Оукиль, а емоу диломъ тоутомъ».

Как видим, в именнике приводятся весьма странные сведения: некий Авитохол жил якобы 300 лет, Ирник — 150 лет, Оумор — всего 40 дней. Есть в списке и имена исторических личностей, например, в «Коуръте» можно усмотреть имя вождя Кубрата, создавшего Великую Болгарию в Приазовье, в «Тервеле» — князя Тервеля, помогавшего в 705 году вернуться на престол византийскому императору Юстиниану, в «Ирнике» — сына Атиллы Эрнаха, в «Авитохоле» — Аспа- руха, приведшего свой народ на Дунай, или даже Атиллу, хотя последний не имел никакого отношения к династии Дуло. Но все эти имена приведены без всякой хронологической последовательности. Ясно, что именник этот — не исторический документ, а запись отрывка какой-то народной легенды, ре- минисцирующий имена некоторых исторических личностей. Но дело вовсе не в достоверности самого документа, а в загадочности тех приписок, которые приведены после каждого из тринадцати имен, получивших в литературе известность, как «неславянские вокабулы именника»: «дилом твирем», «дохе твирем», «шегор вечем» и т. д. Всего таких непонятных слов приведено 26, но некоторые из них повторяются по два и по три раза, так что в конечном итоге загадочными остаются 15 вокабул: дилом, шехтем, твирем, дохе, шегор, вечем, верени, алем, текоу, четем, дван, тох, алтом, сомор, тоутом. Вот эти слова и составляют настоящую шараду для исследователей, поскольку ни в русском, ни в болгарском, ни в каком-либо другом языке таких слов не существует. Поскольку именник написан на церковнославянском языке с употреблением буквенных обозначений чисел, следовало бы полагать, что эти вокабулы тсже суть какие-то даты, выраженные буквами, но

38

попытки подставлять вместо букв цифры приводят, к астрономическим числам, каких нет ни в одном из известных нам календарей. Поэтому многие исследователи склонны полагать, что это должно быть иноязычные слова, неправильно транслитерированные славянскими буквами.

Например, Роберт Реслер считал, что вокабулы эти, возможно, являются словами самоедов, и предлагал расшифровать их на материале самодийского языка³. Геза Куун предположил, что это турецко-османские слова, неправильно транслитерированные болгарами, хотя позднее он отказался от такой точки зрения⁴. Некоторые болгарские исследователи пытались расшифровать вокабулы на материале старославянского языка и тоже безуспешно. Гильфердинг, Иричек, а в последнее время и А. Карасик высказывали предположения, что это, должно быть, венгерские слова, тем более что венгерские числительные negyven «40», otven «50», hatvan «60», hetven «70» весьма созвучны с вокабулами именника «дилом», «твирем», «вечем» и т. д. ⁵ Притом вокабула «шегор» как будто соответствует венгерскому szigory «грозный, суровый», «дохе» — титулу duks «наместник», «Дуло» — венгерскому dalia «богатырь» и т. д.

Но академик А. Куник, находившийся в то время под впечатлением недавно опубликованной статьи Н. И. Ильмин- скогО о чувашских словах в булгарском языке, решил объяснить вокабулы именника на материале чувашского языка, поскольку язык дунайских протобулгар по логике вещей должен быть родственным языку волжских булгар. Сам Куник, не зная чувашского языка, не смог этого сделать и обратился за помощью к тюркологу В. В. Радлову, прося последнего расшифровать именник на материале чувашского языка⁶.

Молодой Радлов, находившийся тогда на стажировке в Барнауле, не посмел, видимо, отказать в просьбе известному столичному академику и послал ему несколько туманный ответ о некоторых возможностях отождествления вокабул с чувашскими числительными. Например, вокабулу «сомор» он

³ Romanische Studien von Robert Rosier. Leipzig. 1871. S. 243.

⁴ ИОАИЭ, т. XXVII, вып. 1. Казань, 1911, с. 445.

⁵ Гильфердинг А. Собрание соч. СПб., 1868, с. 74; Карасик А. Болгарская письменность (подробный перечень литературы см.: Журн. «Вопросы истории», 1950, №5, с. 115-118).

° Куник А. О родстве хагано-болгар с чувашами по славяно-болгарскому именнику. —- В кн.: Известия Аль-Бекри и других авторов о-Русй и славянах. Приложение к 32 тому Записок РАН. СПб., 1878, с. 118-161.

39

возводил к чувашскому ikke «два», «четем» — к чувашскому sice «семь», а также к sitmel «семьдесят», «дохе» и «текоу» оба возводил к vatar «тридцать», «шехтем» — к sakar-vunnS «восемьдесят», «тутом» — к хёгёх «сорок», а окончания вокабул на -ом и -ем истолковал как числительное vunna «десять». В результате такого произвольного толкования Радлов вывел несуществующие в чувашском языке «числительные»; например, «дилом твирем» истолковал как «пять двадцать», «шегор вечем» — как «восемь тридцать», «текоу четем» — как «девять семьдесят», «дван шехмет» — «четыре восемьдесят» и т. д. Однако что означают эти бессвязные слова, он и сам объяснить не мог⁷, поскольку единицы в его «двузначных числах» оказались впереди десятков. Такая обратная последовательность в структуре сложных числительных чужда не только чувашскому, но и большинству других тюркских языков; нечто подобное можно встретить лишь в сарык-югурском языке и в древних орхоно-енисейских письменах, где некоторые сложные числительные имеют иную структуру и количественное значение⁸.

Если бы Радлов не был тогда связан с просьбой влиятельного академика Куника и отнесся к расшифровке именника более объективно, он наверняка пришел бы к выводу не в пользу гипотезы Куника, а скорее в пользу высказывания Гезы Кууна, считавшего вокабулы турецкими лексемами. В самом деле, многие вокабулы гораздо более близки к общетюркским числительным, нежели к чувашским. Например, вокабула «верени» более созвучна с тюркским Ьегепсе «первый», чем с чувашским рёггешё§; вокабула «дохе» более созвучна с тюркским toqyz «девять», чем с чувашским taxar; «вечем» тоже более похоже на тюрк, йсоп «тридцать», чем на чув. viitar; «читем» и «шехтем» тоже более созвучны с тюркскими giten и siksen, нежели с чувашскими sitmel «семьдесят» и sak&rvunna «восемьдесят». Окончания вторых вокабул -ом и -ем гораздо лучше сопоставимы с тюркским on «десять», чем с чувашским vunnS. Кроме того, о восьми князьях в именнике прямо сказано «род емоу Доуло», а род Дуло, как известно, не был собственно болгарским, а был западно-тюркским, из потомков Ашинов, узурпировавших в VII веке болгар, что также говорит о большей вероятности употребления в имен-

⁷ Куник А. Указанное соч., с. 138-143.

⁸ Кононов А. Н. Грамматика языка тюркских рунических памятников VII-IX вв. Л., 1980.

40

нике общетюркского з-языка. Однако молодой Радлов пренебрег этими данными и написал Кунику, что это «наречие очень близко к чувашскому». Но в том же письме он недвусмысленно оговорился: «Согласно желанию Вашему... я пришел к изложенным выше выводам», но «я чувствую сам всю неудовлетворенность... своих изысканий»⁹.

Однако это признание Радлова не остановило Куника, вознамерившегося обнародовать свою гипотезу. В 1878 году он дополнил ответное письмо Радлова своими суждениями, изложил историю проблематики и, снабдив все это броским заголовком «О родстве хагано-болгар с чувашами по славяно-болгарскому именнику», опубликовал в приложении к 32-му тому «Записки Российской академии наук»¹⁰. Так появилась на свет эта версия о «родстве хагано-болгар с чувашами», а вместе с тем и о мнимом родстве протоболгарского языка с чувашским.

После публикации Куника многие его последователи пытались исправить и совершенствовать неудачные сопоставления Радлова. Например, Бьюри предлагал полученные Радло- вым «обратные» числительные рассматривать как примеры особой числительной системы, бытовавшей в древности. Он же, в отличие от Радлова, предлагал под вокабулой «твирем» подразумевать не «двадцать», а «тридцать», и под вокабулой «вечем» подразумевать не «тридцать», а «сорок» и др. ¹¹.

В. Златарский предлагал полученные Радловым числительные рассматривать как обозначения периода времени, прошедших со дня начала предполагаемого древнеболгарского летоисчисления и до воцарения упомянутых князей¹². Были и другие попытки совершенствования этой версии о числовом значении вокабул, но ни одна из них не привела к ожидаемым результатам. Поэтому в начале нашего столетия версия Куника — Радлова была окончательно отвергнута, а вместо нее предложена совершенно новая версия, рассматривающая вокабулы как названия дат древнетюркского «животного» календаря.

Основателем этой новой версии по праву считается финский лингвист И. Миккола, хотя идея эта впервые была вы

⁹ Куник А. Указанное соч., с. 130, 143.

¹⁰ Куник А. Указанное соч., с. 118- 161.

¹¹ См.: ИОАИЭ, т. XXIX, вып. 4, с. 131-132.

¹² Златарский В. Болгарское летосчисление,— Известия Отдела русского языка и словесности РАН, т. XVII, кн. 2. — СПб., 1912, с. 28-59; Петровский Н. О летосчислении древних болгар. — ИОАИЭ, т. 27, с. 433-500.

41

сказана Бьюри. Отвергая мнение Куника, Радлова, Златар- скОго и других авторов, рассматривавших вокабулы как имена числительные, Миккола предлагал рассматривать их как названия годов и месяцев восточного «животного» календаря, бытовавшего также у средневековых тюрков¹³. По его мнению, в каждой паре вокабул именника первые слова являются названиями животных, обозначающими годы, а вторые —¹ числительными, обозначающими порядковые номера месяцев в году. Притом названия животных, по его мнению, были взяты из разных тюркских и нетюркских языков. Например, вокабулу «шегор» он возводил к тюркскому sygyr «корова», обозначающему якобы год быка; вокабулу «сомор» возводил к монгольскому morin «лошадь», «дван» — к огуз- скому davSan «заяц», «дилом» — к общетюркскому jylan «змея», «тох» — к джагатайскому tahuk «курица», «дохе» — к тюркскому tongyz «свинья», «текоу» — к огузскому кос «баран», «верени» — к чувашскому savar «сурок» и т. д. Вторые же вокабулы в каждой паре (твирем, вечем, алем, четем, шехтем, алтом, тоутом) Миккола считал числительными, означающими порядковые номера месяцев в году. Поскольку в году имеется не более тринадцати лунных месяцев, а в именнике имеются числительные даже «пятьдесят» (алем), то Микколе пришлось таким вокабулам присваивать другие числовые и даже нечисловые значения. Например, вокабулу «алем» он возвел к чагатайскому ilag «перед», придав ему значение «первый месяц в году»; вокабулу «твирем», считавшуюся чувашским sirem «двадцать», возвел к чув. tSxxar «девять», а для объяснение вокабулы «текоу» пришлось ему приписывать чувашскому языку несуществующее слово кос «баран» и т. д. ¹⁴ Путем такого произвольного подбора слов и их значений он получил некие подобия календарных дат: «дилом твирем» рассматривал как «змея девятая» и объяснял как «девятый месяц года дракона», «шегор вечем» — как «корова третья» со значением «третий месяц года быка», «верени алем» — как «сурок пятый» со значением «первый месяц года мыши» и т. д. Однако общеизвестно, что древние тюрки, как и монголы или китайцы, не употребляли таких условных названий календарных дат. Например, в орхоно-енисейских письменах все даты обозначены пол

¹³ Миккола II. Хронология дунайских болгар. — ИОАИЭ, т. 29, вып. 4, с. 129-161.

¹⁴ Миккола И. Указанное соч., с. 144.

42

ностью, с употреблением слов «год», «месяц», «день».

Поскольку версия Микколы оказалась во всех отношениях неубедительной, а главное, не сближающей вокабулы именника с чувашским языком, сторонники булгаро-чувашской концепции не раз предпринимали попытки к ее «совершенствованию», внося различные поправки и дополнения. Сам Ашмарин, ранее опиравшийся на числовую версию Куника — Радлова, в 1917-1923 годах полностью отрекся от нее и предпринял попытку «очувашить» новую версию Микколы тоже. Например, вокабулу «сомор», возведенную Микколой к монгольскому morin «лошадь», он предлагал возводить к чувашскому Smart «орел», «верени» возводил к чув. р&гап «молодняк овцы», «текоу» — к чув. сах& «курица», «твирем» — к чув. teper «другой, иной», «дилом» — к чув. selen «змея», «алем» — к чув. Шёт «потом, в будущем», «шехтем» — к чув. sicce «семь», а для остальных вокабул (тох, дохе, дван, четем и др.) Ашмарин не нашел созвучных слов, но тем не менее утверждал, что такие слова могли существовать в чувашском языке когда-то в прошлом¹⁵.

О. Прицак, находя поправки Ашмарина тоже неудачными, предлагал оставить в силе сопоставления Микколы в отношении вокабул «дилом», «твирем», «шегор», «вечем», «тох», «дохе», а вокабулу «верени» предлагал возводить к тюрк, biire «волк» и истолковать как «год волка», хотя такого названия месяца нет в восточных календарях. Находя неуместным сопоставление вокабулы «сомор» с монгольским «лошадь», Прицак предлагал для лошади выделить первый слог из слитной вокабулы «имаше горал ем», то есть «има-», и истолковать его как название лошади в предполагаемом протоболгарском языке¹⁶.

После Прицака тоже не раз предпринимались попытки к совершенствованию версии Микколы. Например, В. Ф. Каховский предлагает вокабулу «текоу», возведенную Ашмариным к чув. саха «курица», возводить к чув. taka «баран», а вокабулу «сомор» возводить к гипотетическому samar «лошадь», хотя такого слова тоже нет и не было в чувашском языке, как и в других тюркских языках¹⁷.

¹⁵ Ашмарин Н. И. Несколько слов о труде И. И. Микколы «Хронология дунайских болгар». — ИОАИЭ, т. 32, вып. 2, с. 227-237.

¹⁶ Pritsak О. Die bulgarische Furstenliste und die Spracheder Protobulgaren. Wiesbaden. 1955.

¹⁷ Каховский В. Ф. Происхождение чувашского народа. —- Чебоксары, 1965, с. 276-278.

43

В последнее время в защиту версии Микколы высказались Д. Г. Мухаметшин и Ф. С. Хакимзянов¹⁸, мотивируя ее тем, что окончания -ом -ем в вокабулах «алем», «вечем», «тутом» и др. являются тюркским аффиксом порядковых числительных, встречающимся и в татарском языке, и в языках волжских булгар, и северокавказских протоболгар. Однако это мнение не соответствует действительности. Языку волжских булгар аффикс -ом -ем приписывают по ошибке, принимая месельменские эпитафии 2-го стиля за булгарские. На самом же деле в тюркских языках такого аффикса порядковых числительных не существует, как не существовало его и в бул- гарском языке.

Было высказано множество и других предложений по расшифровке этого именника. В частности, Томашек и Геза Куун предлагали рассматривать все вокабулы как хвалебные эпитеты болгарских князей^ а Моравчик предлагал рассматривать их как девизьгправления тех же князей¹⁹. И. Дринов, Р. Стойков, И. Глыбов, М. Москов и др. считали вокабулы славянскими календарными датами древних болгар, а М. Н. Тихомиров предлагает дешифровать их на материале тюркских языков и т. д. Но все эти предложения страдают одними и теми же недостатками. Во-первых, все дешифровальщики противоречат один другому и поэтому одни и те же вокабулы истолковывают совершенно по-разному. Например, вокабулу «верени» Куник и Радлов «расшифровывают» как чувашское числительное рёгге «один», Миккола — как чув. savar «сурок», Ашмарин — как чув. рагап «молодняк овцы», Прицак — как тюрк, biire «волк». Вокабулу «шегор» Куник и Радлов рассматривают как чув. sakkar «восемь», Иричек — как венгерское szigoru «суровый, грозный», Миккола — как тюрк, sygyr «корова», Гольдберг — как араб, sahir «знаменитый». Вокабулу «сомор» Куник и Радлов «расшифровывают» как чув. ikk5 «два», Миккола — как монг. morin «лошадь», Ашмарин—¹ Как чув. amart «орел», Каховский — как гипотетическое samar «лошадь» и т. д. и т. п. Одним словом, во всех этих расшифровках нет ничего определенного и достоверного — все варианты являются лишь субъективными гаданиями или, по выражению самого Ашмарина, «гадательными предположениями».

¹⁸ Мухаметшин Д. Г., Хакимзянов Ф. С. Эпиграфические памятники города Булгара. —. Казань, 1987, с. 67, 81.

¹⁹ См.: ИОАИЭ, т. XXIX, вып. 4, с. 130-131.

44

Кроме того, все энтузиасты по расшифровке в своих суждениях ограничиваются нахождением в том или другом языке одного-двух слов, созвучных с вокабулами, и считают, что они уже нашли ключ к расшифровке всего именника, в то время как остальные вокабулы оставляют необъясненными. Между тем в дешифровальном деле всякий текст считается расшифрованным лишь в том случае, если найденный ключ подходит ко всему тексту в целом и раскрывает полностью его смысл; в противном случае текст не может считаться расшифрованным. Именно такую незавершенность имеют все предложенные до сих пор попытки разгадать этот именник.

Никто не знает, будет ли он вообще когда-нибудь расшифрован. Многие авторы, например, Б. Мункачи, К. Шкропила, И. Шишманов, И. Занетов, В. Н. Степанов, Н. Н. Поппе, Вамбери, И. Бенцинг, К. Менгес, В. Т. Сиротенко и другие, высказываются на этот счет совершенно отрицательно. Н. Н. Поппе, например, об этом писал: «Болгарский именник содержит ряд совершенно искаженных и невосстанавливае- мых форм. Это необходимо иметь в виду и лучше отказаться вообще от сопоставления форм именника с нынешними чувашскими (словами) и от исторических построений на основании этого лишь материала». Н. Шкропила тоже считал совершенно бесполезным пытаться отождествлять вокабулы «Именника» с современными словами. Все сказанное дает нам основание согласиться с оценкой всех исследований «Именника», данной В. Т. Сиротенко в 1961 году. Он пишет: «После опубликования «Именника», а в дальнейшем при выявлении новых памятников с древнебулгарскими именами и непонятными словами сторонники различных теорий по вопросам происхождения и этнической принадлежности булгар и бул- гарского народа, усердно искали в них обоснований для своих точек зрения... Все попытки прочитать «Именник», предпринятые этими исследователями, оказались безуспешными, и, следовательно, видвинутые ими на основе этого чтения различные теории несостоятельны с научной точки зрения»²⁰.

Однако, исходя из результатов объективного анализа других источников, можем предсказать, что если эти слова «Именника» будут достоверно расшифрованы, все равно они не будут подтверждать правильность булгаро-чувашской кон

²⁰ Сиротенко В. Т. Основные теории происхождения древних болгар и письменные источники IV-VII вв. — Ученые записки Пермского университета. Пермь, 1961, т. XX, вып. 4, с. 6-7.

45

цепции. На это обратил внимание еще в 1900 году болгарский ученый И. Д. Шишманов. Он писал, что в «Именнике» имеют слова с начальными д, г, б, что противоречит чувашской фонетике. Например, doulo, dilom, doxc, Gostun, goralem, Bez- mer.

Противоречит чувашской фонетике сам этноним булгар. Если бы булгары говорили на чувашеподобном языке, то они распространили бы этноним не булгар, а палгар ~ палхар или мургар. Исходя из таких моментов, И. Д. Шишманов делает вывод, что протоболгар^кий язык не имеет никакого сходства с чувашским языком, он был близок к чагатайскому языку²¹. Надо полагать, что этот известный болгарский ученый был знаком с литературным чагатайским языком, который носил огузо-кыпчакский характер.

Одним словом, многие авторы считают исследования именника совершенно бесполезным занятием и на этом основании предлагают прекратить его обсуждение. Однако, нам кажется, не следует делать окончательных выводов и исключать всякую возможность дальнейшего изучения этого памятника. Негативные отношения многих лингвистов к его изучению возникли не столько из-за отсутствия в нем всякой историографической значимости, сколько из-за неубедительных выводов его исследователей, которые нередко тенденциозно стремились возводить его вокабулы непременно к чувашскому, венгерскому или же самодийскому языкам из-за малой изученности последних. Не исключено, что вокабулы именника действительно являются искаженными протоболгар- скими словами, хотя совершенно ясно, что к чувашскому языку они не имеют отношения. Возможно, когда-нибудь в будущем вокабулы эти все же будут разгаданы и расшифрованы. Нам кажется, такая возможность открывается, если рассматривать все вокабулы как протоболгарские числительные, искаженные вследствие первоначального написания их знаками тюркской руники, но об этом речь будет несколько позже, в разделе о протоболгарском языке (см. гл. VII настоящей книги). А пока этот именник не расшифрован и поэтому ссылки на него как на доказательства «родства хагано-болгар с чувашами» по крайней мере неуместны.

²¹ Шишманов И. Д. Критичен преглед на вопроса за происхода на прабъ- лгарите от езиково гледище и етимологните на името «българин». — Сборник За народни умотворения, наука и книжина, издава Министр, на народного просвещение, книга XVI и XVII. София, 1900, с. 684.

46

Более того, ееылки эти и не имеют важного значения для решения проблемы, потому что для выявления особенностей протоболгарского языка существуют, кроме именника, и другие более достоверные источники, прежде всего сам болгарский язык и его древние письменные памятники. Эти источники позволяют вполне определенно судить о характере протоболгарского языка и без вокабул именника., тем более что именник этот написан лишь в XVI веке и обнаружен не в самой Болгарии.

Наиболее достоверным и доступным источником для выявления особенностей протоболгарского языка служит, бесспорно, сам живой болгарский язык с его древними протобол — гарскими субстратами. Известно, что современный болгарский язык сложился в результате ассимиляции протоболгарского тюрки южнославянским языком, после чего в нем сохранились субстратные тюркизмы. Если бы протоболгарский тюрки был чувашского типа p-языком, то и среди субстратных тюркизмов сохранились бы элементы чувашского типа р- языка. Но их в болгарском языке как раз нет. В лексическом составе современного болгарского языка насчитывают более тысячи тюркизмов, среди них есть и слова, одинаковые с чувашскими (типа адаш «тезка», арслан «лев», токмак «колотушка», бозов «серый», балдъза «своячница» и проч.), но все они восходят к тюркским з-языкам, и нет среди них ни одной лексемы с признаками ротацизма и ламбдаизма. Между тем сторонники булгаро-чувашской концепции пытаются утверждать, что они все же есть. Например, В. Д. Димитриев вслед за Ашмариным и Каховским утверждает, что «в славянском языке дунайских болгар сохранилось несколько тюркизмов с ротацизмом, соответствующие чувашским словам»²². В качестве примера таких «чувашизмов» обычно указывают на древние славянизмы, когда-то проникшие в чувашский язык, или же на болгарское слово керка «дочка», которую ошибочно возводят к чувашскому хёг «дочь». Между тем болгарское «керка» генетически восходит не к чувашскому хёг «дочь» и не к тюркскому kyz «дочь», а к древнетюркскому harka «неженка» (ср. чув. хёгке «неженка; любимица», тат. irka «неженка, баловень», ат., тел., ст. узбек. arka «неженка, любимица, баловень» и т. д.).

Одним словом, в современном болгарском языке нет чува-

²² Димитриев В. Д, О последних этапах этнонегеза, чувашей. — В кн.: Болгары и чуваши. — Чебоксары, 1984, с. 29.

47

шизмов с ротацизмом и ламбдаизмом, а есть лишь общетюр- кизмы, которые восходят частично к протоболгарскому тюрки, а в большинстве своем являются поздними заимствованиями из турецкого, гагаузского и кыпчакского языков. Поэтому К. Г. Менгес справедливо пишет: «Когда печатно провозглашают, что в современном болгарском языке представлено много общих с чувашскими слов типа дост (болг.) — туе (чув.), душек (болг.) — тушек (чув.), чавка (болг.) — чавка (чув.) и др., то их авторы делают грубую ошибку, так как здесь речь идет о турецких заимствованиях в болгарском языке, которые по своему фонетическому облику ничем не отличаются от кыпчакских заимствований в чувашском языке»²³...

Поскольку в живом болгарском языке отсутствуют тюркизмы чувашского типа, некоторые авторы выискивают их в древних письменных памятниках болгар и тоже, разумеется, безуспешно. Например, когда был обнаружен в Тыче обломок гранитной колонны дворца Омуртага с древней надписью, появились сенсационные сообщения о наличии в ее тексте тюркизмов чувашского типа²⁴. Поскольку никаких чу- вашизмов найти в тексте не удалось, то все доводы ашмаринистов свелись к содержащемуся в ней непонятному слову sigor, которого пытались возводить то к чувашскому sakkar «восемь», то к тюрк, sygyr «корова». Расшифровка надписей с известного Сент-Миклошского клада тоже привела некоторых авторов к поспешным выводам о наличии чувашизмов в надписи на золотой чаще с отверстием, но последующие уточненные чтения надписей опровергли эту версию²⁵. Точно так же и после обнаружения в «Житии» святого Афанасия Александрийского непонятной фразы «ехтъ бехти» иные авторы пытались выдать ее за тюркизмы чувашского типа, но в чувашском языке ничего похожего найти не удалось²⁶. Недавно В. Бе- шевлиев принял было за чувашизм обнаруженное им в греческом тексте слово subihi или subuhi, которое тоже не имеет никакого соответствия в чувашском языке²⁷.

²³ Менгес К. Г. Взаимен интерес. — Цитируется по кн.: Федотов М. Р. Чувашский язык в семье алтайских языков. Ч. 2, с. 21-22.

²⁴ Известия Русского археологического института в Константинополе, т. X, 1905.

²⁵ Малов С. Е. Болгарская золотая чаша с турецкой надписью. В кн.: Казанский музейный вестник. №1. -2. — Казань, 1921, с. 67-72.

²⁶ Миккола И. Указ. соч., с. 144-145.

²⁷ Бешевлиев В: Първобългарски надписи,— Годишник на Софийския Университета, I. Ист. фил. фак. —София, 1953.

48

Одним словом, в древних письменных памятниках не имеется никаких тюркизмов чувашского типа. Этот факт признается теперь всеми компетентными лингвистами. Поэтому сторонники булгаро-чувашской концепции ищут объяснение этому явлению в экстралингвистических обстоятельствах. В частности, К. Г. Менгес пытается объяснить этот факт следующим рассуждением: «Это удивительное обстоятельство (отсутствие чувашизмов. -К. -Ю.), — пишет он, — находит себе объяснение в самой природе древнеболгарских текстов, представляющих собою переводы с греческого исключительно церковного значения. Даже в светские тексты не допускались алтайские (т. е. чувашского типа) слова. Несомненно, алтайские слова сохранились в разговорной речи населения, но они изгонялись из церковноориентированной письменности; более того, алтайские булгарские слова могли запрещаться как языческие и варварские»²⁸.

Как видим, объяснение весьма странное и неубедительное: не запретило же христианство ни строителям дворца Омуртага, ни зопану Бутулу употреблять в письме свои тюрко-болгарские слова. Менее всего вероятно, чтобы христианство, разрешившее богослужение на «варварском» языке, запрещало употребление булгаризмов в обычной светской письменности. Ясно, что причина здесь совсем иная: просто не было тюркизмов чувашского типа в протоболгарском тюрки — язык этот был таким же зетацирующим, каким был и язык волжских булгар. Во всяком случае, ни в древних письменных памятниках, ни в живом болгарском языке, ни в славяно-болгарском именнике не обнаруживаются признаки чувашского типа р-языка.

²⁸ Менгес К. Г. Восточные элементы в «Слове о полку Игореве». Л., 1979, с. 51. г;,.,

49